Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крупнейшие банкиры, как и ведущие нефтяные компании, точно так же с сожалением вспоминают об утраченной свободе действий. В годы правления Джейми Даймона, генерального директора JPMorgan Chase, банк был гораздо крупнее, чем во времена его предшественника Уильяма Гаррисона, однако и свободы действий у него гораздо меньше (о чем свидетельствуют постоянные жалобы гендиректора на правительственное регулирование и давление активистов). Его утверждение о том, что общественности и регуляторам лучше довериться механизмам саморегулирования и конкуренции среди самих банков, стало нуждаться в дополнительных аргументах в 2012 году, когда мистер Даймон признал, что банк понес убытки на 6 миллиардов долларов, о чем кое-кто из сотрудников предпочел умолчать, а облеченное доверием высшее руководство ничего не заметило{246}.
Еще одним ярким примером служит газетная индустрия. Уже ставшая классикой жанра история о неудачах в этом бизнесе гласит, что по милости Craigslist и Google флагманы печати лишились таких серьезных источников дохода, как рубричные объявления. Но то, что случилось с газетами, куда существеннее и катастрофичнее, чем обычный передел долей на рынке рубричных объявлений между разными группами компаний. Влияние, которым обладают владельцы и руководство Craigslist, ничуть не похоже на влияние, которое когда-то имели семья Грэм, владеющая Washington Post, или контролирующие New York Times Окс-Сульцбергеры. Эти держатели контрольных пакетов акций – равно как и Мердоки, Берлускони и многие другие семьи, владеющие СМИ в разных странах мира, – еще сохраняют какую-то силу, но пользоваться ей и бороться за ее сохранение им приходится совершенно иначе, чем предшественникам.
Означает ли это, что на смену Exxon Mobil придет независимая нефтяная компания, место JPMorgan Chase займет какой-нибудь хедж-фонд, а New York Times будет заменена на Huffington Post? Конечно же, нет. Это крупные компании с огромным ресурсом и конкурентными преимуществами, которые обеспечивают их доминирование в избранных сферах деятельности. С другой стороны, можно ли было сказать то же самое в 1990-х о процветавшей тогда (а сегодня обанкротившейся) компании Kodak или в 2007 году о крупнейшей в мире страховой компании AIG (которая уже год спустя не исчезла лишь благодаря беспрецедентной правительственной дотации в размере 85 миллиардов долларов)?{247} Посмел бы кто-нибудь сказать в начале 2012 года, что один из самых влиятельных банкиров мира, исполнительный директор банка Barclays Боб Даймонд, за считаные дни потеряет работу (что и произошло, когда выяснилось, что банк замешан в махинациях с кредитными ставками)? Ни большие компании, в одночасье оказавшиеся не у дел, ни обожествляемые гуру бизнеса, очутившиеся вдруг на улице, а кое-где и оказавшиеся за решеткой, – ничто не ново под луной. Как вы увидите дальше, здесь новизна в другом: возросла вероятность того, что компания может утратить позиции лидера своей лиги или главу предприятия или фирмы может постигнуть такое “репутационное фиаско”, от которого он уже не оправится.
Кроме того, более глубокое и более болезненное следствие, к которому ведет упадок власти в мире бизнеса, скорее состоит не в том, что крупные компании столкнулись с большей вероятностью исчезновения, а в том, что паутина правил и ограничений, которые вяжут их по рукам и ногам, стала еще плотнее.
Предпринимательские секторы, претерпевшие структурные изменения, столь многочисленны, сколь и различны: от туризма до сталелитейной промышленности, от книготорговли до производства пассажирских самолетов. Сегодня сложно найти отрасль, где не было бы таких изменений, и там, где это происходит, влияние ведущих игроков встречает все больше преград, фактически нивелируется.
В краю начальников, авторитета и субординации
Кто здесь главный? В мире бизнеса ответ на этот вопрос должен быть однозначным. В армии субординация естественна. И то же самое верно в отношении корпораций, ведь это не демократические институты. В среде, где решения, касающиеся ресурсов, цен, поставок и рабочих кадров, принимаются ежеминутно и влияют на конечный результат, должен быть центр, берущий на себя всю ответственность или вину и пользующийся наибольшим доверием. Уже само название “генеральный директор” настраивает на командный тон, дисциплину и главенство старшего по званию. Плюс традиционные атрибуты и привилегии корпоративной власти: угловой кабинет, корпоративный самолет, членство в необычных клубах. Ну и, разумеется, зарплата. После окончания Второй мировой войны и до середины 1970-х средний фактический размер зарплат руководящего состава был величиной на удивление фиксированной{248}. А с 1980 до 1996 года фактический размер вознаграждения генеральных директоров из индекса S&P 500 рос больше чем на 5 % в год; в общем и целом размеры выплат гендиректорам после 1998 года были примерно вдвое больше, чем на заре десятилетия. Зарплаты высшего руководства в остальных частях мира, где в большей степени, где в меньшей, следовали этой же тенденции.
Неплохая работа, если вы сумели ее получить. Однако у топ-менеджеров есть не только привилегии. Власть в корпоративном секторе слабеет – и удержать ее, когда она окажется у вас в руках, также сложнее.
И это отнюдь не курьез: статистические данные четко показывают ослабление позиций гендиректоров и президентов. В США, где до сих пор наибольшая в мире концентрация крупных компаний, в 1990-х годах текучка в среде высших руководителей была выше аналогичного показателя за двадцать предыдущих лет. И с тех пор эта тенденция только усилилась. В 1992 году для руководства компаний из списка Fortune 500 вероятность сохранения своих позиций через пять лет равнялась 36 %. А в 1998 году лишь 25 % всех руководителей могли рассчитывать на то, что будут занимать свой пост через пять лет. Согласно данным Джона Челленджера, консультанта по вопросам управления, среднестатистический срок пребывания гендиректора на должности сократился вдвое: если в 1990-х годах он был равен примерно десяти годам, то в последнее время сократился до пяти с половиной лет, и эта тенденция подтверждается целым рядом исследований. В ходе еще одного исследования было выяснено, что почти 80 % президентов из индекса S&P 500 были уволены до выхода на пенсию{249}. За время с 1990-х до начала 2000-х масштабы внутренней текучести (то есть вызванной решениями советов директоров) и текучести внешней (по причине слияний и крахов) только росли. Другое исследование, проведенное в 2009 году, установило, что в США каждый год штат гендиректоров и президентов фирм обновляется на 15 %{250}. Эти данные варьируются в зависимости от конкретной выборки компаний, но основная тенденция очевидна: ситуация в тех местах, где принимаются судьбоносные решения, становится все более и более неустойчивой.
Причем это глобальная тенденция, а не сугубо американская. Консалтинговая фирма Booz & Company отслеживает изменения в президентском составе 2500 крупнейших компаний, входящих в реестры международных фондовых бирж. В одном только 2011 году покинули свои посты 14,4 % президентов ведущих мировых компаний, при этом в 250 крупнейших компаниях текучесть кадров по сравнению с 2005 годом возросла. И эта тенденция сохранялась предыдущие двенадцать лет. В общем, в 250 компаниях с наибольшей рыночной капитализацией сменилось более 14 % руководителей; в компаниях, занимающих места с 251-го по 2500-е, сменилось 12 % руководителей. Тут учитывались и случаи ухода с должности в связи с запланированной отставкой, ввиду болезни и т. п., но все же исследование показало, что случаи вынужденной передачи полномочий – когда президентам указывали на дверь – участились как в Америке, так и в Европе. Остальные части планеты, где бизнес развивается стремительней всего, в этом плане также догоняют Запад. В Японии, в силу сложившейся культуры ведения бизнеса, увольнение высшего должностного лица является едва ли не табу, но даже здесь в 2008 году количество случаев передачи полномочий выросло вчетверо, и эта необычная для японского общества тенденция сохраняется. Также Booz & Company установила, что во всем мире президенты компаний теперь гораздо реже возглавляют советы директоров, – вот вам еще одно измерение растущих ограничений исполнительной власти в корпорациях{251}.
Все, что было сказано о боссах компаний, в равной степени относится и к самим компаниям. Время их пребывания в верхних строчках корпоративных рейтингов заметно сократилось. И это, разумеется, не эфемерный тренд последних лет, хотя из-за кризиса в экономике и он, разумеется, стал более явным; скорее всего, перед нами процесс глубокой трансформации.